СТИХИ 2010 года
Любовь художника
Расцарапай Ногтями Своими Дорогу Мою,
Чтобы в Кровь, чтобы с Криками Тени Видений Моих
Разметались в Полях под Бесстыдной Луною.
Разорви Мой Покров и Любовный Кинжал Искуплений
В Мое Сердце вонзи. Собери Мою Боль, что порою
Приходит во Снах и терзает Голодную Плоть,
Что в Терновых Кустах разгулялась как Шлюха.
А! А! А! — в Небесных Юдолях Мой Крик;
Из Разорванных Уст, Километром в Размер.
А! А! А! — из Пещеры Души и Дороги от Уха до Уха.
Сон
Ветер.
Стон Души как Стон Стволов… Крик!
Чей голос в Тишине..? Странный Луч!
Откуда Блик?
Я схожу с Ума вместе с Ветром.
Стон опять…
Руки к Горлу. Боль и Кровь;
не сбежать…
На Руках — Русла Вен,
А у Стоп — Грязь и Тлен.
Звон Монет — по Камням
И Трамвай — по Путям.
Впереди —
Резкий Свист и Плевок.
Раскидал Облака
Ветер Вслух;
Только я, с Места Взял —
Кувырок
И Земля Приняла,
словно Пух.
Гуру Кришне
По Краю Бездны — в Вечность,
как и прежде…
Стонали тетивы, жужжали стрелы,
как рой пчелиный.
И Флейта Пела…
Рыдало Небо, Огнь Крестил Покров Небесный,
Металась Боль среди пустых холодных гор.
Вздымалась Курукшетра, Ревела Панчанджайа.
Весь Химават оглох от крика Этой Боли…
…А Он стонал беззвучно, как в экстазе
Бросая Взор к Теням Эпох Ушедших…
Я. Конец…
Ломались волны ветром,
и стон их превращался в тихое шуршанье о песок.
Над гребнями кружились альбатросы,
и их надрывный крик метался вместе с ними.
На радугах из брызг,
в бесстыдстве — без одежд порхали Эльфы.
И Звук их Флейт пронзал
грохочущий вокал стихии Водяной.
Взыграла Гамма Чувств и выбросила Вопль
из Уст Блаженных…Или Смех?,
который так похож
на резкое контральто.
Подобно Сонму Дэв в Чертогах Тайн Небесных
Металась Боль Потерь Ушедших, бросая Тусклый Взор.
И лишь полет дельфинов над Радугой Морскою
Рождал Кусочек Неги в Устах Безумных;
И свет играл на крылышках стрекозьих перламутром…
…Осколком перламутра вскрывал себе я вены.
Корвет и Красный Конь
Посвящается К.Петрову-Водкину
Усталые Дома Пустынных Городов;
В Чужих Глазницах Окн молчит Чужая Боль.
Засыпан Ложью Путь, лишь только Пыль Веков
Взяв Тайну на Себя, играет Свою Роль.
Земля иль не Земля? Так что же под Ногой?
Жестокий Взгляд Любви или Пустой Ответ?
Так было или нет? И снова Сам с Собой
Гуляет по Холмам Обугленный Корвет.
Без Парусов и Мачт Стихиям отдался,
И мечется как Сон меж Лунных Берегов,
И Волн песчаных Блик, устало Взгляд кося,
Бросает на Него блаженный Вопль Веков.
И рвутся Струны Тайн, Мелодию сломав;
И по Лицу Хлыстом ударил Лунный Свет —
Уже, в который раз, Поводья разорвав,
Метался Красный Конь, ища Пустой Корвет.
Вечность
Посвящается Д. Кэмпбеллу
Однажды Мы сгорим опять не насовсем,
Гирлянды Черных Звезд оставим уходя;
И в Новом Пламени исчезнет Карфаген,
Коснувшись нас Плащом упавшего Вождя.
За…
За Пределами Чувств остаются лишь Тени Теней…
За Пределами Мыслей — Яркость Звезд Без Тоски…,
Но для Крика и Боли есть Места Посильней:
Трансцендентной Любви Золотые Мазки…
Жаркое лето 2010. Душа на пляже
Утомленная солнцем,
Одоленная ленью,
За высоким забором
Я металася тенью
Я взывала к ветру
Заглушенным стоном,
Обращалась к небу
Замутненным взором
Но ни капли сверху.
Только луч ехидный;
И во рту все сохнет —
Боже, как обидно.
Результат
Посвящается Л.Яшину
Капризный миг, капризный сон:
В ветвях плоды мелькают тенью;
И тихо камешки стекают под уклон —
Протестно помешав пустому рвенью.
И дикий пляс ступней, и эхо в горном склоне,
И исподлобья взгляд, и звук пустых речей.
На правой стороне — истерзанные кони,
На левой стороне — истерзанный жокей.
Лодочник
Посвящается Гинзбургу В.Л.
Путались Ленты меж Звезд, Пряди Волос затянув;
Дэвы метались в Огне, Криками Бездну спугнув.
Канйа и Симха — в разбег; Жизнь — Неразлучный Конфликт;
Только без Стонов лишь — Сфинкс, Он был недавно Убит.
Двойственен Запах Любви — Лотос и Илистый Дон;
Только страдает в Огне Мокрый Отец — Посейдон.
Берег у Скал Каменист, Бьется о Глыбы Любовь.
Лодочник с Флейтой в Устах; стерты ладони все в Кровь.
Разделение
Кентавр с Пегасом в Шахматы играли.
Кентавр Пегасу говорил смущенно:
«Вчера Мы Сфинксам задницу надрали!..»
«Да — а!..» — отвечал Пегасик отрешенно.
Взмахнув крылом, ладью подвинул вправо,
Стригнув ушами тихо прошептал:
«Мой Милый Друг, есть и на Них управа;
У Них — Двойная Хрень, вчера я сам видал».
Вдали Блистал Парнас, где Музы дрыхли сладко,
А Аполлон страдал с Глубокого Похмелья;
И только Вакх лакал «Агдам» украдкой,
Орфей стирал Кота, готовясь к Новоселью.
А над Москвой Зарницы Сухой Закон Сжигая,
Блистали на кольчугах ракетного полка;
Крылатые бидоны, подобно птичьим стаям,
Готовы, по команде, ударить свысока.
Поганая Судьба Растерзанных Идей.
Напрасный Блеск Меча… Мелодии — конец.
Разорван Бренный Круг Агдамами людей…
Идеям от Творца пришел Большой Пипец.
Васильев из Москвы, сражаясь за металл,
В Бою, в подлючий миг, был ранен Сатаной;
Но койко-мест в Раю ему никто не дал —
Он строит Мавзолей и плачет под Луной.
Под Солнцем не ревет — Энергия не та:
В пространстве над башкой соплям Луна родней.
Стараясь не спугнуть Орфейского Кота,
На банке из-под шпрот балдеет Соловей.
Застрял Корабль Судьбы меж Серых Берегов,
И Одинокий Дэв Копирует Печаль,
Но, честно говоря, Паскуден Мой Улов;
По Глыбе — на Плечах, а Глазы Застит Даль.
Ночной Загар Лица под Бледною Луной;
И в глотке, словно кость, застрял ответ друзьям;
И молча я бреду обгаженной тропой
К далеким дармовым не вспаханным полям.
Господа!..
Господа!
У вас — Души перитонит…
Лопнула Совесть,
И — Все в Полость
Господа!
У вас — Мозгов отит…,
И Формула Взглядов — неверна,
Как «Будь готов!», пионера…
Господа!
У вас — Лицевой Целлюлит…,
Почти всегда…
Господа!..
***
Ясно-мутная жаркая дрожь и густая марь в теле,
Ледяным мечом рубанула по огненному кольцу;
Горло стянула веткой терновой, крик души на пределе —
Эта Богиня, как стерва, ногтями меня — по лицу.
Как трясина болотная с лунным бликом,
Как змея холодная — губ моих коснулась.
Страстным стоном кольнула и победным криком,
Зацепила жалом и в кусты метнулась.
***
Да надорвись Ты, Падла-Душа, Воплем Своим.
Не поднять Тебе, как Хануману, Свой Говардхан.
Я под Звездным Дождем продрог и Тобой нелюбим,
То мечусь, как зверь, то бреду, как в песках караван.
С волчьим воем и вороньим клекотом — уже я, по холмам,
Выжженным стервозным лучом моих неудач.
Раскололось время, как лед, и осколками — по глазам.
И фонтаном кровь, боли нет, только — плач.
Плач не мой. Крик Души — это я рожден.
В сотый раз Майа-Блядь стала Матерью.
Возведут меня во Дворце Судьбы на Ишачий Трон.
И укроют Царский Трон Гнилой Скатертью.
Немного о любви
Великий Доктор Фрейд, я — девушка порядочная,
Поэтому, у меня нет никакого подсознания;
Я, как слеза, чиста, скромны мои желания:
Муж, дочка, дом, свекровь — замужество удачное.
Вообще, я все к тому, что Ваши псих-идеи
Терзают понапрасну мысль. — Сплошная ахинея!
Стремления мои просты, ясны, как белый день.
Вы об оргазме пишете труды, и Вам не лень?
Простите за пассаж, какой оргазм?
Из кожи я не лезу к совершенству —
Оно мне не грозит, а если что не так,
Я мастурбацией займусь в тиши ночной,
Средь бела дня и в сумерках туманных.
Мой нежный пальчик-друг слегка заменит мужа.
Вы, доктор Фрейд, давно сидите в луже
До самых до корней идей своих отвратных.
Вам не дано любить так нежно, аккуратно
И тихо, без словес, как только я люблю.
Пусть нечего мне вспомнить об оргазме,
За чистоту любви я место получу в Раю,
А Вам — дорога в ад, прелюбодей, проказник.
Душа
Посвящается Ф.Г.Раневской
Душа пуста, как бочка из под пива
И пена страха тормозит полет.
Дорога в жизнь сложилась как-то криво
И по лицу судьба наотмашь бьет.
Бокал мой пуст, его наполнить нечем,
И край отбит — осколки по губам.
Ах, почему в обмане человечьем.
Стремятся все к насиженным местам.
Карман мой пуст, ни цента за душою,
Не ставшею вместилищем надежд.
Наверное, я тайны не открою,
Что смысла нет в изяществе одежд.
И дом мой пуст — на стенах только тени,
И боль со стоном мечется в углах,
А может быть, душа — на бюллетене?
Но, если так, тогда, лишь — Ох! и Ах!
Осень
А за окном чудила Осень,
В усталые глаза домов бросая конфетти.
Топтала пыльными ступнями
Сырое зеркало асфальта
В нем огненной палитрой отражаясь.
По крышам прыгала с безумными котами —
Вопила кровля от ее разгульных плясок.
Свой поэтический восторг на стены изливая,
Царапала ногтями строфы, являя образ.
Обрушив горечь чувств на съежившийся город,
Пошла терзать холмов лысеющих загривки.
Вцепившись в рыжую прическу рощи,
Окрасила ее багрянцем с киноварью
И, на колени пав пред старым дубом,
Лаская ствол, завыла, словно каясь.
Поэт
Мне не нужен мой сын, мне не нужен мой брат,
Дочь, жена, мать, отец и сестра — не нужны.
Мне нужна боль строки и осенний закат,
Крик души, игры чувств и восходы Луны.
Я не верю в раскаянье воров и убийц,
Как и в лики святых, не познавших порока.
Но я верю ветрам и глазам умирающих птиц,
Также — Полым Холмам, замолчавшим до срока.
Сумасшедший Осколок
Осколок от Зеркала, с Болью Обид,
Был трижды Камнями в Осколки разбит.
И мелких Осколков живой Компонент
Меж Страхом и Болью избравши Момент,
Вонзился в разбитое Сердце Звезды,
Оставив в Кровавом Пространстве Следы.
И пала Звезда, как Солдат от Меча.
Метался Осколок меж Звезд, хохоча.
И плакали Звезды, к Подруге взывая,
И рухнул Осколок на Солнце, блистая.
Театр Майи или Вселенская Джига
Я — Объект в форме сцены Пустого Театра,
На которой Пишачьи воплотили Балет Сновидений.
Режиссер контролирует Все из Асгарда;
Он — Один, значит, нет предлагаемых мнений.
И терзает Мой Сон череда Скоростных Декораций,
Уходящих в Подвал, оседая до Срока на Складе.
Зал Мой пуст и не слышно Потока Оваций;
Только я, как Боец в Партизанском Отряде.
Солнца Луч поплевал на Зигзаги Немого Тумана.
Наш Отряд юркнул в Тыл одуревших от Па Сновидений,
И теперь в Этой Точке Балета Большого Обмана
Мы Вселенскою Джигой рассеем Покровы Сомнений.
Коньяк
Ночное Небо в Рваном Дермотье,
Луна Ширяется, испуганно глядя.
Я Фишки Раздвигаю, как Крупье,
Играя Фарс, Ответов не найдя.
Ломаются как Стебли Тростника,
Лихие Дни под Ветром Перемен,
И по лицу Жестокая Рука
Наотмашь бьет, касаясь Вздутых Вен.
Глаза Луны — Отпетый Паразит,
Кочующий меж Небом и Землей.
Там, в Небесах, Коньяк был Не Допит.
Во мне — Озноб, и я Давлюсь Слюной.
Неверен Путь, а Долг — еще смешней.
Охапка Мыслей Тяжестью Гнобит.
Но я Клянусь Рубахою Своей,
Что мой Коньяк уже Давно Допит.
Пустыня. В ожидании Пророка…
Пустое Дно Засохшего Колодца меж Барханов,
Нет Отраженья в Нем, лишь Трещин Паутина.
И Миражи в Ночи творят Обряд Обманов,
Шакалий Вой, Самум ― Жестокая Картина.
В Костре сгорают Ветви Саксаула,
Их Вопль ― Сух, а Взгляд Огня ― Безликий.
Потерян След до Ближнего Аула,
И Страх в Груди ― какой-то очень Дикий.
В Шатер Небес вселилось Провиденье,
Ища Того, Кто Будет Смел в Ночи.
Рвет Тьму Самум, Нам навязав Сомненье,
И Тени в Колпаках, как будто Палачи.
Паук
Грустит паук — намокла паутина, —
такой конфуз природе вопреки.
Простыл паук. Рубашку из ватина
несут ему бродяги-мотыльки.
Рсстроен он и мамою клянется,
не будет больше мучить мотыльков.
«Лапшу — на лапки?! — бабочка смеется,
пыльцу смахнув, — Нет больше дураков!»
Автопортрет
Я — Веник с надломленной Ручкой,
Танцующий с Мусорной Кучкой;
Я — Звездная Пыль меж Галактик
И Секса Сурового Практик;
Я — Тихие Воды Лагуны
И Благость Излюбленной Гуны,
Мой Взгляд — Исподлобья — с Рожденья;
Я часто впадаю в сомненья…
Юлия
Ища Оценочный Пакет, мистифицировал Ответ:
На сонм вопросов «а-ля, да» с претензией на «икс»,
Железной Сетью в никуда был брошен Мой Совет
И Липкая Любовь толпы пришла к Идее-Фикс.
А сзади — Мокрый Котлован и в Лицах вязнут Корчи;
Июльский Снег, как в Бадари, укроет Царство Йамы, —
Холодный, белый, неживой — чтобы избегнуть Порчи…
И за Углом — Ступенек Рой — до Пика Фудзиямы.
И свой измотанный «колумн», теряющий баланс,
Под Сенью Йуг и Махайуг, она, впадая в транс,
Швырнет на Звездную Постель под пологом Небес
И ей шепнет из-за угла усталый старый Бес:
«Юля в конфузе с Июля — милый уехал в Тибет,
Милый уехал и не оставил Свой Трансцендентный Портрет…
(на мотив песни «Синенький скромный платочек…»)
Ом Шридхарайа Намах и Шраване тоже,
Бросил парень Юлю — вот сволочь! А!?…
(эти строки петь басом)
И Юля, страдая с Июля, под взором крутой Кали-Дэви,
Распишет Хаасами груди, а стопы украсят Мантрамы;
И Ветер с Вершин Гималайских залечит душевные раны;
И Юля с улыбкой Рукмини, вонзится Сознаньем в Пураны.
Сны
Свыше Перст не коснулся меня, стройность строк не ложится на лист.
В жиже слов я топлю Свое «Я»; день азартен, как партия в вист.
И не виден мне в окна Парнас, Дымкой Снов затянув Горизонт,
Тень Ночей разыграет, не раз, Свой Спектакль под названьем «Виконт».
Разбегается жалкий Рассвет, по Горбатой Дороге Судьбы,
Только Каин во мне ждет ответ, только Авель во мне — на Дыбы.
Стих библейский впечатан Стрелой, прилетевшей из Гитовских Шлок,
Мы не скоро вернемся Домой, только в спины услышим упрек.
Даже всадник Упругих Небес, подгоняя к Воротам Коня,
Фокус с Троей забудет и в Лес, в Лес Шервудский отправит меня;
И тогда, в Вересковых Полях, взгляд найдет отпечаток Следов,
И тогда, на Уставших Плечах, вспыхнет Луч из Алисиных снов.
Инцест Пустоты
Тупой Оскал Замерзшего Порога,
Скользящий Шаг вдоль Сломанных Перил;
И меж Столбов Гнетущая Дорога;
Тяжелый Шаг, и нету больше Сил…
Распад Игры на уровне желаний.
Исход не важен, важен сам Процесс.
И Пустота Огромных расстояний
Украсит Свой Естественный Инцест.
Лизнет щеку Шершавым Язычищем,
Шепнет Глухим Стервозным Голоском;
И мы опять Ее Дорогу ищем —
Дорогу к Ней, забитую Песком.
Песком Сухим, лишенным Благочестья,
Казнящим Взгляд за Дивный Краткий Миг;
И Пустота, являясь из Безвестья,
Сотрет Собой Убожество Улик.
Ночной Дозор
Лишенный поэтического дара, кладу дерьмо на белый лик листа.
Корявый образ, словно от удара, сидит в углу, сомкнув свои уста.
Оксюморон терзает мои вирши, а перифраз икает от тоски…
В ночном окне — едва заметны крыши, квадрат трубы и шифера куски.
Вот лунный луч, играя с синекдохой, скользнул под хвост застывшего кота,
Осколки рифм, какой-то малой крохой, вползают в тень уставшего моста.
Верлибр уснул, не ищет больше ритма; я, может быть, опять его спугну,
Но мыши знают цену алгоритма и как-то странно смотрят на луну…
Ветер и Флюгер
Ветер и Флюгер встретились как-то на Крыше.
Флюгер по-дружески Ветра настырно пытал:
«Друг, расскажи о Мирах, тех что дальше и выше!
Кем раньше был ты и как в Небеса ты попал?»
«Флюгером был, — молвил Ветер упрямый устало, —
Птицей свободной мечтал вознестись в Облака.
Как и Тебя, Меня тоже на Крыше мотало
И сорвало. Теперь — Тень я Твоя на Века».
Простой Барух Спиноза
(эклектический миниатюрный веночек не сонетов)
«Кончайте гнать пургу, — сказал Барух Спиноза —
Мой Геомметод Сил свободен от пурги!»
Но в Модусе Души аффекты как заноза
И злой мотив из Вне, ступней на горло мне…,
А связи так крепки, как пальцы у Дурги.
A связи так крепки, как пальцы у Дурги,
И Геомметод Сил свободен от иллюзий,
Лишь в Модусе Души не видно мне ни зги
И меткий жест перста, в коварные уста,
Коварные уста, с отравою конфузий.
Коварные уста, с отравою конфузий —
Сам Геомметод Сил, на редкость, — при делах.
На Модусе Души по краешку Иллюзий
Гоняет Сон Цветной, под Полною Луной,
Врываясь в Серый День с Очками на Глазах.
Врываясь в Серый День с Очками на Глазах,
Как Геомметод Сил, роняя на ходу
Сам Душный Модус Слов с слюною на устах,
Гоняет день-деньской, со страстью неземной
На Карточном Столе свою Сковороду.
«Кончайте гнать пургу» — сказал Барух Спиноза,
Но связи так крепки, как пальцы у Дурги.
Коварные уста, с отравою конфузий
Гоняют день-деньской свою Сковороду
На Карточном Столе, свободном от Иллюзий,
Роняя на ходу Свой Странный Душный Модус,
Как Геомметод Сил, со страстью неземной,
Ловя в ночной тиши невинный образ Свой,
С Очками на Глазах, ступив на горло Воле,
Врываясь в Серый День, где не видать ни зги,
На Модусе Души, свободной от пурги.
Свобода
Душа, взмывая ввысь, пикируя отвесно,
В Юдоли Божества гоняла пыль в углах.
Чихали Ангелы и Черти повсеместно,
И Душу кляли Все, со злобой на устах.
«Уймись!» — надрывно Ангелы взывали,
Сдувая с Нимбов пыльный слой веков,
И в Душу мокрые булыжники метали,
Коверкая ландшафт Кисельных Берегов.
Рождая шторм в Молочном Океане,
Душа металась в Эльмовых Огнях.
«Уймись!» — вопили Черти, как в дурмане,
Ну а Душа каталась на Чертях.
И лишь один Чертенок презабавный
Взглянул Душе в Ее Усталый Лик.
Душа ему: «О, мой дружочек славный,
Ты — мой Ответ, а Я — твой Вечный Миг».
Как…
(геологоразведка съезду партии)
Я Партию люблю, как Девушку в Стогу
И к мантии Земли я рвусь, как Лис к Курям.
Надеждами пасусь, как Стадо на Лугу,
Но мечется мой взгляд по Спутанным Сетям.
Гитарный перебор, как Символ Перемен,
Партийцев посвятил, как Гуру в свой Мантрам.
И Партия моя, не ведая измен,
Свой Вечностный Аспект рассеет по Полям.
Сердечно-волевой, как Гул в Тиши Ночной,
Партийный Хор Идей, как Групповой Оргазм,
Не даст свернуть с Тропы под Сенью Вековой,
Где Дух Лесных Болот явил Крутой Миазм…
Как Девушку в Стогу…
Как Хитрый Лис к Курям…
Как Стадо на Лугу…
Как Гуру свой Мантрам…
Как Символ Перемен…
Как Групповой Оргазм…
И …
Как Крутой Миазм…
Я Партию люблю…
Платье
Я — Платье, сокрывшее Тень Перемен,
Я — Платье, познавшее Горечь Измен,
Я — Платье, летевшее Ночью к Тебе,
Я — Платье, ползущее в Холод к Себе;
Искавшее Осень в Весеннюю Грязь;
Упавшее в Пепел, Тебя не стыдясь;
Уснувшее Кошкой на Старом Диване;
Волчонком скулившее в Темном Лесу
И Крысой шнырявшее в Грязном Чулане,
И Девой лежащее в Древнем Кургане,
И Смертью дарившее слабым Косу.
Я — Платье, пронзившее Сердце осколком,
Осколком Чудес, не открывшихся толком.
Я — Платье, шуршащее Подлой Разлукой,
Скребущее Душу Железною Мукой.
Искавшее Город с Глазами Любимых,
Тонувших в Озерах Характеров Мнимых.
И Нежным Мистралем касаясь Волос,
Самумом, творящим в умах перекос.
И Взор Мой колюч, словно Иглы у Ели;
Я — Черное, с запахом Тайны Шанели,
Я — Майка, Шатер, даже Бант у Косы;
Я — Плавки и Стринги, Мужские трусы.
Я — Ложе Веков, запыленных Забвеньем;
Я — Страсть, отягченная Злобным Сомненьем;
Я — Время, искавшее Тайны Тревог,
Упавшее в Стоне у Старых дорог.
Я — Платье, с Надеждой скользнувшее с Тела,
Но только тогда, когда кто-то умело…
***
Друг, не вникай в искусы жизни дешевой.
Простой, как тяжесть в животе от бобовых;
Не мечись средь обыденности суровой,
И даже, не мечись среди лиц суровых.
Друг, не вникай в искусы любви продажной,
Простой, как тяжесть кирпича в кармашке;
Не мечись средь обыденности бумажной.
И даже, не мечись, как блоха на бумажке.
***
«Какой радикализм, — мой друг сказал зевая,
Хвостом вильнув, — Про тендер — нам не надо…
За счет компании не рвемся на конгресс.
Возможно, лучше подкачать нам пресс…
На грудь нам ляжет лента золотая
И орден золотой;
Хотя перчатки рвутся, словно нитки от микробов,
Летящих, как экспресс,
Под правою ногой».
Подлунный Ангел
В стихах Блуждал Подлунный Ангел,
Ища средь строф Ключи от Солнечных Дверей.
Бродил средь строф и натыкался на людей,
Упавших навзничь…
Упавших навзничь с пьяными глазами,
С глазами, пьяными от строф,
Что проросли лугами,
Средь рифм и слов
В Подлунном Мире Снов,
Где сонмы Водных Нимф
Поют без слов,
Где есть Ключи от Солнечных дверей.
Время
Тупое время личных перемен;
Гнилое время варварских измен;
Пустое время болевого шока;
Чужое время нужного истока;
Срамное время — дикий лейтмотив;
Кривое время — мой аккредитив.
Уходит Время. Падая, Звезда
Уносит тайну
Тихо,
Без следа.
Бросая Взор
Последний Свой
В Ночи…
Уходит Время. Только не кричи
О той Звезде,
Погибшей
На глазах,
И,
О другой.
Молящейся
В слезах,
Зовущей ту,
Упавшую
В ночи…
Уходит Время. Только не кричи…
Лихое Время Сломанных Подков,
Дорог,
Зовущих
В Никуда;
Коротких
Серых Дней
И Длинных
Серых Снов;
И как
Пустой предлог,
Влекущих талий…
Но впрочем,
Как всегда,
Уходит Время в Никуда…
Performans and Retro-Mans
Посвящается К. Лагерфельду
Кругом наждачным творит событийный performans,
Искрами метит, вращая безумно событья;
Дымом желаний ласкает уставших retro-mans
И, заточив тесаки, рубит мысль для укрытья.
Формы бросаются в жуткое пламя оценок,
Не оставляя упавшим надежд на спасенье…
Мечется страсть за лучом в сухостое коленок,
Ищет в бретельках застывшее колом сомненье.
Стайка Нежных Брызг
Посвящается А. Барышникову
Направленное действие Луча…,
Ушедшего за Грань Блошиных Воплей,
Терзая Мрак, лассирует Панель,
Создавшую на Плоскости Разлом,
Где Стайка Нежных Брызг, резвясь и хохоча,
Плутала меж Теней Блошиных. Кровлей
Разбрасывая Нежности Пастель,
Меняя Колорит Дворцов под Заданным Углом.
Слегка задев Плечом
Баланс Застывших Дней,
Вращается Танцор под Аркою Мольбы,
Опять Терзая Мрак, где Стайка Нежных Брызг,
Которой нипочем
Ни Холодность Души, ни Холодность Теней,
Касаясь лишь слегка Рогатой Городьбы,
Стоящей меж Дворцов по Линии Судьбы.
Черный Марс
Пожирало Пламя Черного Заката
Сонмы Волчьих Чресел, Брошенных Ультору.
Арес или Мармар, может быть, Геката,
Мифом вдохновляли чудного Канову.
И парили в Дыме от Костров Люстраций
Перья Черных Дятлов по холсту Пуссена,
И чернели в Марте Тени от Акаций,
Укрывавших Рею, Ромула и Рема.
Это Черный Маворс, Пожиратель Боли,
Болью Боль убивший Силой Непокорной ―
Разрушитель Жизни, в Главной Своей Роли,
Марсом пролетевший над Землею Черной.
Эротика в сарае
Стонали стены, сеном захлебнувшись;
Моргали звезды в дырках сеновала.
Торчали гвозди, острием воткнувшись
В сырые доски мрачного подвала.
Вздыхали бочки, бедра обнажая;
Метла вихляла пыльной рукоятью;
Лопата, груди в чернозем вонзая,
Назвала тяпку одинокой блядью.
Зов Нимфея
В Прозрачной Синеве Лесов и Гор Эллады,
Где Аполлона Луч ласкал Священный Лавр,
Водили Хоровод прекрасные Дриады
Под Чистый, Ясный Звук Сияющих Литавр.
Нимфея Тайный Зов ― подобен Сновиденью,
Влекущему, как Нимф влечет к Себе Дионис,
Как переход Ума к Душевному Волненью
И, как в Руке Струна, целующая Оникс…
Милетский Свет Костром сжигает Сон и Вечность,
Для Нежных Юных Дев рисуя Схемы Игр;
И только Взгляд Эскедр стремится в Бесконечность,
Гуляя по Векам, под Пенье Славных Лир.
Там стройный Ряд Колонн, в Коринфском Обрамленьи,
Где Статуи Божеств хранят Свой Вечный Взор;
Там Гроты и Холмы, в едином Устремленьи,
Бросают нам вослед Последний Свой Укор.
Письмо в июле…
Громовые раскаты июля;
Ветер в вальсе, с охапкой цветов.
Летней ночью опять не усну я —
Мысли рвутся на волю из снов.
Зигзагом молнии письмо
Мне написала ночь.
Под ветром кружится оно
И улетает прочь.
Громовые раскаты июля;
Ветер каплей хлестнул по щеке.
Лунный свет, по оврагам танцуя,
Побежал по тропинке к реке.
Зигзагом молнии письмо
Мне написала ночь.
Под ветром кружится оно
И улетает прочь.
Громовые раскаты июля;
Ветер свистом позвал за собой.
Только как, до сих пор не пойму я,
Оказался я рядом с тобой.
Струна
Степным ковылем на ветру
Трепещет во мне струна,
И плачем своим поутру
Разбудит меня она.
Напрасно ищу я ответ
В ветрах, ковыле и струне.
Ответ — твой забытый портрет,
Висящий на белой стене.
Струна рассмеется во снах,
Звездой упадет в ночи,
Но утром, с прищуром в глазах,
Мне Солнце шепнет: «Молчи!..»
Рассеется мутный туман,
Иссушит ветер ковыль,
Порвется от боли струна
И сказкою станет быль.
Мадам…
Мадам!
Ваши глаза черны,
Как небосвод ночной…
В них — желтизна Луны,
Звездных осколков рой.
Мадам!
Ваши уста нежны,
Как лепестки цветов…
В вашем лордозе спины
Вижу я взглядов улов.
Мадам!
Плюньте в лицо мое
Или ударьте в пах…
Только кругом — воронье,
С формулой: «Мигом — трах».
Мадам!
В вашей копне волос
Скрою свою тоску…
За мой дурацкий вопрос
Дайте мне по виску.
Мадам!
Знайте, теперь всегда,
Что моя жизнь на краю…
Факт для меня — ерунда,
Я Вас, как я Вас… люблю.
Мадам!..
Страх
Страх
Не Ломался.
Как
Прут Железный —
Гнулся,
Оставляя
Мозолей отпечатки
На ладонях,
Разбив
Стекло Часов.
Холодным Шепотом
Вещал
О слабости
Стихийных Сил
Моих
И уводил
От Цели,
Насмехаясь.
Но я
Вонзил
Свой Взгляд
Из-под Бровей
В Его Зрачки.
Он — застонал,
И нервно
Содрогаясь,
Стал укрывать
Свой Лик
От Взора
Моего,
Но
Стан Его
Уже поник;
Он
Гнуться стал
И, в Ужасе,
Сломался.
Антидепрессант
Рекомендую: Раскидать Ветром Боль По Холмам.
Рекомендую: Разметать Крик Ее По Воде.
Рекомендую: Время Вспять Не Вращать По Углам
Рекомендую: Вдаль Уйти Поутру Налегке.
Рекомендую: Найти Свои Рекомендации,
Как часть Небесной Перфорации.
Жертвоприношение
В Новейшем Цикле Солнечных Эонов
Рождает Свет Божественных Эсиров,
Ступающих по Лестнице Притонов;
Рождает Тьма Ужасных Черных Гномов,
Ступающих по Лестнице Кабиров.
Отец-Вулкан, Число сокрыв от Взглядов,
Подсчет Детей проводит в Строгом Стиле,
Ступающих по Площади Парадов;
Подсчет Зверей — как Крокодилов в Ниле,
Ступающих под Чашами Обрядов.
Смерть поэта…
Я болен заразой по имени — стих,
Где струпьями рифмы лежат меж волос,
Как черти в глазах — маячит триптих,
А ямб превратился в словесный понос.
Хорей с синекдохой — вообще, ишиас!
Строфа за строфою — засохли.
Из носа ручьем полился перифраз,
И рифмы созвучьем оглохли.
Аллюзией пухнет язык меж зубов,
Меж ребер метафора бродит.
Эпифора — в круге сердечных узлов,
И мышцы анафора сводит.
Забью на поэзию. Я — не поэт;
Возьму лучше в руки лопату.
Хорея строфу закопаю и кол
Вонзю на могиле горбатой.
Ветер Сомнений
Ветер Сомнений,
Как Пес
Шелудивый,
В снах
Моих Серых
Блуждая
Скулит;
Рвется Наружу,
В Окна
Забитые
Взоров Моих,
Силы
Теряя Свои
От Попытки
К Попытке;
Только —
Все Тщетно
Давно.
Я — Не Проснусь;
Я — Не Хочу
Возвращаться
В Серость
Забытых
Мечтаний;
В Пыльность
Мелодий
Умолкших
И
Искаженность
Последних
Надежд,
Умерших Гордо,
Без Боли;
Но, Не Понятно
Зачем,
Жертвою
Ставших…
Ради Чего
Рушится Плоть
И Иссякает
Крови Струя
В Ветре Сомнений?..
Перевернутое Божество
Топились Печи в Звездных Деревнях
И Дым блуждал меж Тяжестью Галактик.
Король Небес — ревнитель Тайных Практик,
В Снегах Стрельца катался на Санях.
Он и Дханус, как пара диких Йакшей,
Сметали Все, что было на Пути.
Кричали Звезды, не успев уйти,
А Млечный Путь пролился на Дэваршей.
И Demon est deus inversus — верно…
Но только там, где крест лежит в пыли,
Где на костях начертаны Нули,
Так было, есть и будет, несомненно…
__________________________________________________________
Demon est deus inversus — (лат.) — не существует ни добра, ни зла;
букв. — Дьявол есть перевернутый Бог.
Валькирии
Валькирии плутали над Страной,
Ища в Боях Остаточный Мотив;
А Один клял со Злостью Неземной
Земной Коньяк, Бочонок не допив.
Валькирии плутали над Страной,
Ища в Боях Погибших, но с Мечом,
А Одину, со Страстью Неземной,
Хотелось Поработать Палачом.
Валькирии плутали над Страной.
Ища в Боях Остатки Нежных Душ,
А Один Сам Варил Вальхаллский Пунш.
Но не Коньяк, Поганый и Земной.
Как важно…
Опытный Водитель
Знает,
Как Важно
Внимательно
Следить
За Дорогой,
Ведущей
В Пространство,
Поглощающее
Седые Облака
И
Косые Дожди,
Укрывающее
Одиноких
Путников
И
Блуждающие
Лики Теней,
Ищущих
Прежние
Стаи Свои;
Но
Как Важно,
Соблюдать
Правила
Дорожного Движения
И
Правила
Перемещения Сознания
В Пространстве
По Иссохшейся
Ленте Мебиуса,
Рассыпающейся
В
Пыльную Суть
Явлений
И
Предысторий,
Явлений,
К Нам Приходящих
И Поглощающих
Яркое Пламя Небес,
Укрытых
Облаками Седыми
И
Косыми Дождями,
Которые
Напоминают
Опытному Водителю
О Том,
Как Важно
Следить
За дорогой…
Похороны
Весной
В Капелях
С Крыш
И Криках
Воробьев,
В Журчании
Ручьев,
Нарушив
Жизни Чудо,
Не Пожалев
Даров,
Явилась
Смерть,
Как Будто,
Ниоткуда;
Разбив
Уклад
Естественного
Хода,
Того,
Что Было
Частью
Бытия;
Сломав
Весы,
Как Символ
Равновесья…,
Блеснув Косой,…
Остановив Часы…
Белый Бабоченок
У
Черной Бабочки
Родился
Белый Бабоченок.
Он
Гусеницей
Не Был,
И
С Пеленок
Любил Летать
Над Взглядами
Ромашек.
Сам По Себе
Он Жил,
Не Обижал
Букашек,
Лишь
Только Пел,
Дивясь
На Звезды
Ночью…
И
Бабоченок Белый
Надежным
Стал
Мне Другом…
***
Я — пожилой и странный человек.
Пусть молодежь побьет меня словесно…
Уже давно мне в этом мире тесно;
Судьбою сбит и, падая отвесно,
Я не кляну свой уходящий век…
Вперед, друзья! Я — просто человек…
***
Я дожил, —
Через двадцать с лишним лет,
Я стал —
Любимый ваш поэт!
***
Ах, Третий Глаз,
Ах, Третий Глаз,
Ты скоро в гроб
Загонишь нас…